Оригинал: undisclosed desires © aozu, разрешение получено
Переводчик: Lucille.
Бета: Акрум
Тип: слэш
Персонажи: Миюки Кадзуя/Фуруя Сатору
Жанр: романтика
Рейтинг: PG-13
Размер: 7 248 слов оригинала/6 592 слов перевода
Cаммари: "– А ты, я погляжу, всё ещё имеешь на него свои коварные виды?
– Ты о чем? – невинно переспрашивает Миюки, перекидывая сумку через плечо и разворачиваясь к выходу.
Курамочи смеряет его скептическим взглядом, дополненным скрещенными на груди руками.
– Фуруя, – припечатывает он одним словом, понизив голос.
– Ничего я не имею, – не моргнув глазом отвечает Миюки. – Ни виды, ни его.
– Миюки! – Курамочи яростно шипит, и Миюки давится от смеха, так что несколько сокомандников даже оборачиваются посмотреть, в чем дело".
Примечание: третья часть цикла I Belong to You (Mon cœur s'ouvre à ta voix)
(ссылка на первую часть)
(ссылка на вторую часть)
Читать
You may be a sinner but your innocence is mine
Пусть ты и грешник, но твоя невинность только моя
Понадобилось ещё две игры, но, в конечном счете, Фуруя все-таки подает, не сдав ни очка – и даже до восьмого иннинга. Личный рекорд.
Даже Миюки впечатлен таким результатом. И контроль с каждым разом становится всё лучше, хотя над выносливостью ещё работать и работать. К примеру, тем же вечером после игры Фуруя откровенно вырубается прямо в столовой, хотя продолжает механически двигать челюстями, пережевывая рис, и приходит в себя, только когда Харуичи пихает его в бок, показывая, что чашка, из которой он тщетно пытается отхлебнуть мисо суп, уже давно пуста. Это даже… мило – то, как он растерянно смотрит в ответ на веселую улыбку Харуичи, но, опять же, Фуруя всегда такой, когда не стоит на горке.
Миюки наблюдает, как прежде чем разойтись по спальням, другие игроки останавливаются, чтобы похвалить Фурую за отлично сыгранный матч, и с каждым комплиментом кажется, будто воздух вокруг него теплеет и теплеет, пока Миюки едва не давится едой от смеха – настолько очевидно тот лучится довольством. Закончив с ужином и прежде чем уйти, Харуичи легонько касается плеча Фуруи и тихо что-то говорит, отсюда Миюки не слышит, что именно, однако ответная реакция напоминает ослепительное сияние – Миюки бы прикрыл глаза, не будь это лишь фигурой речи.
Чем темнее за окном, тем меньше людей остается в столовой, но Фуруя все так же продолжает монотонно жевать, хотя по виду он явно больше устал, чем голоден. Закончив с ужином, Миюки относит поднос и по пути оборачивается, чтобы глянуть на Фурую. «Что ж, – мысленно вздыхает он, – сегодня можно сделать и исключение». Он подходит неторопливо и вместо приветствия кладет ладонь Фуруе на макушку. Тот поднимает голову, отчего пальцы путаются в темных волосах.
– Сегодня ты меня удивил, – признает Миюки, скрывая ухмылку, и наблюдает, как на его глазах меняется выражение лица Фуруи, когда тот осознает, кто говорит ему эти слова. – Молодец, Фуруя.
Фуруя кивает, и Миюки замечает слабый румянец на бледных щеках.
Однако он не настолько добр, поэтому ещё немного треплет Фурую по волосам и добавляет:
– Отдохни хорошенько. Не забудь принять ванну, а не просто душ. Увидимся в понедельник на тренировке.
И уходит, засунув руки в карманы. Но не успевает пройти и десятка шагов, как слышит, как запыхавшийся Фуруя зовет его по имени. Миюки борется со странной смесью чувства вины и удивления – он вроде бы не ожидал, но в глубине души всё же знал, что Фуруя побежит за ним – после чего как ни в чем не бывало оборачивается на голос. Фуруя выглядит куда более взволнованным, чем раньше, судя по легкой дрожи сжатых пальцев.
– Что такое? – склонив голову набок, спрашивает Миюки.
– Завтра, – без лишних предисловий выпаливает Фуруя, – вы будете со мной?
На самом деле, Миюки догадывался, что скажет Фуруя, однако же услышать в реальности… Миюки тихонько выдыхает – и когда только успел задержать дыхание? Он уже открывает было рот, чтобы ответить, но слова не идут так легко как обычно. Разум его слишком занят другими вещами, чтобы придумать подходящий ответ. Такими как, например, понимает ли Фуруя, что сказал «будете со мной», а не «сходите со мной на свидание»? Или ещё лучше – осознает ли тот, что они стоят буквально в десяти шагах от общей столовой, где любой может их услышать?
Но поблизости никого, и Миюки полагает, что остальное пока неважно. Руки Фуруи крепко сжаты в кулаки, а глаза сияют надеждой – это выбор, внезапно понимает Миюки, сейчас он может сказать «нет» и Фуруя это примет. Он смотрит на Фурую долгим взглядом, что-то сдавливает горло, как обручем, и слова выходят с трудом:
– Где и куда?
– Океанариум…
«А что случилось с идеей кино? – первая мысль, которая мелькает у Миюки, но за ней тут же следует другая: – Хм-м, но сейчас там не идет ничего интересного». Потому что именно это он бы ответил Фуруе, просто чтобы тот поуговаривал его ещё, и это… это ужасно. Но вот такой он есть, и вот поэтому он не должен этого делать, но...
Миюки отворачивается с жутким желанием зажмуриться и сжать пальцами переносицу.
– Хорошо, – прикрыв глаза, отвечает он к своему собственному удивлению.
Явно к удивлению Фуруи тоже, потому как тот смотрит так, будто не уверен, что не ослышался.
– Зайди за мной в десять, – Миюки налепляет свою лучшую ухмылку и разворачивается к Фуруе спиной. – Увидимся завтра, Монстрик.
***
Миюки абсолютно уверен, что Фуруя ни разу не был на свидании. Сам Миюки был, так что он в общем и целом в курсе, что там полагается делать, и вот почему он даже немного впечатлен, когда Фуруя ведет его прямо к входу в океанариум с заранее купленными билетами в руке. Фуруя и одет в «наряд для свиданий», если можно это так назвать: стильная рубашка с закатанными по локоть рукавами и темные джинсы. Если приглядеться, то у него даже волосы уложены! Это немного странно, ведь до этого Миюки видел его только в школьной или бейсбольной форме Сэйдо да в старой футболке со спортивными штанами, в которых он ходит в общежитии. Однако он не жалуется на внезапную смену стиля и более чем уверен, что девушки, тайком бросающие на ничего не подозревающего Фурую заинтересованные взгляды, тоже не в претензии.
Миюки быстренько оглядывает себя – он знает, что выглядит неплохо. Ну, относительно. Он никогда не стеснялся своей внешности, но, гуляя бок о бок с Фуруей, ему всё труднее и труднее не замечать их разницу в росте. Хе, если так подумать, то Фуруя весьма привлекательный парень, даже странно, что при этом у него такие трудности с людьми, учитывая, что характер-то у него неплохой. Он просто тихий и сосредоточен на нескольких конкретных целях, но это же не так уж страшно, нет?
Может, и правда все проблемы из-за его молчаливости – люди просто не знают, как себя с ним вести. Они не обмолвились ни словом с тех пор, как вышли за ворота Сэйдо, сели в поезд и до того момента, как переступили порог здания с мягко гудящими кондиционерами по стенам. Но понять Фурую совсем нетрудно, даже если тот ничего и не говорит – по тому, как он мягко выдыхает и расслабляется, Миюки легко может предположить, что океанариум был выбран ещё и за царящую в нем прохладу. Хотя шла уже поздняя осень, токийская погода всё ещё казалась слишком жаркой для мальчика с Хоккайдо.
Это свидание подозрительно хорошо спланировано.
– Миюки-сэмпай, что вы хотите сперва посмотреть? – Фуруя протягивает ему карту с информационной стойки.
Давненько Миюки не бывал в океанариуме, да и вообще в местах, не связанных с бейсболом.
– Почему бы сегодня тебе не побыть моим гидом? – выкручивается он, широко улыбаясь. – Это же все-таки свидание, верно?
Напоминание об этом оказывает ровно тот эффект, на который рассчитывает Миюки – Фуруя краснеет и отводит глаза. Однако, похоже, он был готов, так как тут же сворачивает карту и убирает её в карман, взамен доставая другой сложенный листок бумаги. В нем что-то написано аккуратным почерком, но с такого угла Миюки не разглядеть. Фуруя смотрит на листок какое-то время, затем без колебаний выбирает направление. Миюки идет следом, наблюдая за ним со смесью веселья и удивления, и следующий час они проводят, рассматривая всевозможные причудливые формы морской жизни.
Ну ладно, это Миюки смотрит на странную цветастую рыбу, уставившуюся на них в ответ через стекло, но краем глаза он замечает, что Фуруя нет-нет да и бросает на него взгляды украдкой и к пятому аквариуму, кажется, оставляет все попытки делать это хоть сколько-нибудь незаметно, без стеснения поворачивает голову в его сторону и наблюдает только за ним. Внимание… само по себе не так уж плохо, но к тому моменту, когда они доходят до морских коньков, Миюки приходится бороться с желанием проверить, что у него там на лице. Вместо этого он поправляет очки, отмечая, что Фуруя всё это время следит за движением пальцев. Попритворявшись какое-то время заинтересованным в играющих среди водорослей морских коньках, Миюки намеренно поворачивается к Фуруе и ловит его взгляд. И сразу же замечает, с какой… теплотой Фуруя смотрит на него и невольно замирает.
– Фуруя, – всё-таки произносит он, старательно удерживая голос на грани спокойствия и любопытства, – ты хочешь что-то у меня спросить?
Тот отрицательно мотает головой.
Тут Миюки и стоило бы остановиться, но он продолжает:
– Тогда почему ты всё время смотришь на меня?
Нельзя отрицать, что Миюки нравится то, как Фуруя заливается краской, смущенно опускает голову и отводит взгляд к аквариуму. Конечно, он знает, почему Фуруя так смотрит, но соблазн поддразнить его слишком велик. Фуруя кусает нижнюю губу и складывает руки перед собой. Вероятно, это самое близкое к полноценному смущению состояние, в котором Миюки только его видел. Обычно он нашел бы это забавным – и так оно и есть – однако сейчас он слишком отвлечен на осознание того, насколько же Фуруя взволнован.
– Мне нравится на вас смотреть… – чистосердечно признается Фуруя. И в этот раз уже Миюки не может отвести взгляд и в кой-то веки окончательно теряет дар речи.
Не то чтобы он совсем не ожидал такого варианта развития событий – Фуруя слишком честный и прямолинейный, чтобы уйти от ответа, – но сам он не может выдавить ни слова, потому что внезапно уши его горят, дыхание прерывается, а сердце замирает. Комплименты ничто, просто пустые слова, так что он старается успокоиться и выдохнуть, не из-за чего тут смущаться и паниковать.
– Миюки-сэмпай?
Миюки пытается придумать, что сказать – черт, это выбило его из колеи сильнее, чем он полагал.
– Ты тоже ничего, – наконец выдавливает он полушутя-полусерьезно.
Фуруя, однако, кажется вполне довольным таким ответом и застенчиво поворачивается обратно к морским конькам. Миюки тоже переводит взгляд на аквариум, однако больше изучает своё отражение, чем жителей за стеклом. Это свидание, он знает, на которое он пошел, потому что нравится Фуруе, но только сейчас с пугающей ясностью он понимает, насколько сильно ему небезразличен… И насколько сам он этим наслаждается.
Дальше они движутся по залам молча, и Миюки благодарен, так как это дает ему шанс поразмыслить над новым откровением, прежде чем задвинуть его на задворки разума и вновь нацепить на лицо уверенную улыбку.
Ещё час спустя он вынужден признать, что это… свидание… нравится ему куда больше, чем он мог бы подумать. В нем нет ничего экстраординарного, но внезапно удивительно легко оказывается просто ходить между аквариумами, рассматривая их ярких обитателей вместе с Фуруей. Они говорят мало, но молчание не кажется тяжелым, а, скорее, успокаивает. Ради разнообразия Миюки не приходится думать о том, что сказать, и как сказать это так, чтобы не оказаться понятным неверно, а с тем, насколько хорошо он знает Фурую, совсем нетрудно читать его и вовсе без слов. Опять же, он и правда давненько уже никуда не выбирался. Когда они доходят до секции с медузами, он забивает почти всю память на телефоне кучей фото (дурацкое освещение). От акул они переходят к другому большому аквариуму, и Фуруя мгновенно оживляется и слишком близко прижимается к стеклу, глаза горят чем-то, что Миюки хочется описать как «восхищение», но это же Фуруя.
«Черт, а это мило», – Миюки сглатывает и знает, что думает сейчас не о ламантине, плавающей перед ними и тычущей носом в стекло. Фуруя кладет на стекло ладонь и оборачивается с таким детским удивлением на лице, что Миюки не может удержаться от смеха. Ламантина тычет носом в последний раз, разворачивается и удаляется от них через толщу воды.
– Так, – непринужденно заговаривает Миюки, пряча руки в карманы, пока оба они наблюдают за поразительно легкими движениями огромного млекопитающего, – почему вдруг океанариум?
– Я люблю животных.
– Вот как? – он не ожидал такой простой причины и оборачивается удивленно. – И какое же твоё любимое?
– Белый медведь, – не раздумывая, заявляет Фуруя, и уголки губ Миюки невольно ползут вверх от такого быстрого и уверенного ответа. – А ваше, Миюки-сэмпай?
– Хм-м… – Миюки задумчиво трет подбородок. – То, которое вкуснее, наверное. Лосося легко готовить, но со свининой больше интересных вариантов.
Фуруя какое-то время смотрит на него, затем переводит взгляд обратно на беспечно резвящуюся в воде ламантину.
– Миюки-сэмпай, вы ужасный человек.
Миюки громко хохочет.
***
Хотя в кино они так и не пошли, часть с тортом вроде как осталась в силе, так что после прогулки по океанариуму Фуруя ведет его в кафе неподалеку, в котором для них даже внезапно зарезервирован столик – всё идет как-то слишком хорошо, и подозрения Миюки только крепнут. Нет, он не хочет, чтобы Фуруя сел в лужу на своем первом свидании, но слишком уж странно то, как он умудрился безукоризненно обойти все подводные камни. Это Курамочи постарался? Миюки не может удержаться от злорадного хихиканья при мысли, какие внутренние страдания Курамочи, должно быть, пришлось пережить во время составления «плана», но в то же время в дальнем уголке его мозга скребет некое… беспокойство… оттого, насколько далеко тот готов был зайти, чтобы помочь Фуруе. Отогнав мысли прочь, он медленно отправляет в рот ложку крем-брюле, пока Фуруя занят собственной порцией колотого льда с сиропом.
Это удачное, пожалуй, слишком удачное свидание. Особенно когда Фуруя успевает заплатить по счету, пока Миюки ненадолго отлучается в уборную. Небо уже темнеет, когда они решают вернуться в Сэйдо. Но действительно ли это считается свиданием, размышляет Миюки, наблюдая мелькающие за окном поезда виды. Они не держатся за руки и даже не стоят друг к другу достаточно близко, чтобы это значило нечто большее, чем «пара друзей решила прогуляться». Фуруя по-прежнему бросает на него взгляды время от времени, но не предпринимает больше ровным счетом ничего.
Прошло уже несколько недель, как он в первый и последний раз поцеловал Фурую и, опять же, не дал никакого определенного ответа на его чувства. Возможно, потому Фуруя и сдерживается сейчас, или, может, все его знания о свиданиях ограничиваются общими указаниями, которые, как с легкостью вычислил Миюки, исходят из той сложенной бумажки в его кармане. Когда они добираются до Сэйдо, он позволяет Фуруе проводить его аж до дверей комнаты. Впрочем, возможно, он просто ждет, чтобы увидеть, не заготовил ли Фуруя что-нибудь ещё.
Открывая дверь, Миюки останавливается ненадолго и приглашающе склоняет голову набок:
– Не хочешь зайти? – спрашивает он, старательно выдерживая полушутливый тон.
Миюки не уверен, то ли намек прошел мимо Фуруи, то ли что, но тот лишь отрицательно мотает головой:
– Спасибо, что согласились пойти со мной сегодня, – говорит он, убивая любые надежды.
И всё?
Но слова звучат так искренне, и Миюки тут же чувствует вину, поднимающуюся в нем при мысли, что он и впрямь рассчитывал на что-то большее. Он вздыхает и прогоняет эту мысль куда подальше: Фуруя просил о свидании, и, зная узконаправленный ум своего питчера, Миюки и правда не стоило рассчитывать, что свидание выльется во что-то ещё.
– Что ж… было весело, – признает он, довольно ухмыляясь, когда Фуруя сияет при этих словах.
И вот оно опять: застенчивый взгляд, порозовевшие щеки, переплетенные руки, Фуруя мнется у порога и неуверенно открывает рот, чтобы что-то сказать:
– Миюки-сэмпай… – начинает он, придвигаясь чуть ближе, уже действительно почти переступая порог, и Миюки удивленно вздергивает брови: «Что? Все-таки и правда?..» – вы не половите для меня?
– Что… сейчас? – пораженно выпаливает Миюки.
Фуруя абсолютно серьезно кивает, и Миюки просто смотрит на него, нахмурившись. Всё это время Фуруя терпеливо ждет ответа, Миюки молчит ещё пару секунд, затем делает глубокий вдох. И выдох.
Он хочет плакать. Или смеяться.
Он ещё не решил.
– Фуруя.
Миюки поднимает глаза, их взгляды пересекаются – черт, никогда раньше он так остро не ощущал эту разницу в росте. Без дальнейших предупреждений он хватает Фурую за ворот рубашки и притягивает к себе.
Этот поцелуй не похож на их первый. В этот раз Миюки действует агрессивней, сразу проникая языком меж приоткрытых губ.
Фуруя издает слабый звук удивления, но быстро затихает, растворяясь в ощущениях, когда Миюки исследует его рот языком. Он всё ещё не очень представляет, что делать, но нерешительность отступает, когда удовольствие электрическими искорками пробегает по нервам. Когда Миюки наконец отпускает его, горячее дыхание обжигает губы, но это ничто по сравнению с огнем, который горит в глазах Миюки: за стеклами очков сверкает острый как бритва взгляд. Жар быстро разливается по шее, он сглатывает с трудом, особенно когда Миюки затягивает его в комнату.
– Тебе стоит чаще подавать так, как вчера, – шепчет Миюки прямо Фуруе в губы, прежде чем вновь прижаться к ним поцелуем.
Рукой он зарывается в волосы на затылке, притягивая Фурую ближе, направляя его неуклюжие движения и подстраивая их под чуть более умелые свои. Миюки приоткрывает глаза и бросает на Фурую взгляд из-под запотевших стекол очков: веки того крепко сомкнуты, и каждый раз, когда Миюки углубляет поцелуй, он издает мягкий вздох. И только когда Миюки чувствует, как натягивается на спине рубашка, он понимает, что Фуруя цепляется за него так отчаянно, словно он его последний якорь.
Миюки отстраняется, вспомнив, что иногда нужно ещё и дышать, скользит взглядом по раскрасневшемуся, словно одурманенному лицу Фуруи, отмечает его тяжелое дыхание, как он облизывает губы, инстинктивно подаваясь вперед… и видит оставленную нараспашку дверь.
Страх отрезвляет как ушат холодной воды. Черт, он был слишком увлечен, чтобы заметить. Он крепче вцепляется в ворот рубашки, от чего Фуруя застывает на месте. Ещё один только шаг, и Фуруя полностью перешагнет порог, и можно будет захлопнуть дверь – Фуруя позволит, он знает, и это соблазнительно, слишком соблазнительно, чтобы просто дать этому случиться.
Поэтому хотя бы раз он прислушивается к тому неприятно-болезненному чувству внутри.
– Увидимся завтра, Монстрик, – выдыхает он – голос не слушается и срывается – и одним движением мягко выталкивает Фурую из комнаты.
Миюки полагает, что это жестоко, то, как он захлопывает дверь у Фуруи перед носом, но это меньшее из двух зол. Прислонившись спиной к косяку, он медленно сползает на пол. Он не хочет думать о том, как всё это воспримет Фуруя, не когда его собственное лицо горит, а мысли окутывает темное облако желаний. Он может сделать с Фуруей столько всего, а тот просто ему это позволит…
Он должен это.
Прекратить.
***
Разумеется, Миюки этого не делает. Не совсем. Но он считает, что пытается.
Тренировка проходит как обычно, хотя, похоже, Фуруя близко к сердцу принял его слова – контроль сегодня на высоте. Миюки стоило бы побеспокоиться о возможных последствиях такого перенапряжения, но пример, который Фуруя показывает команде своими способностями, трудно переоценить, да и сам Фуруя, кажется, гордится прогрессом. Миюки усмехается, наблюдая, как по окончанию тренировки Фуруя уходит, разве что не подпрыгивая от радости, купаясь в комплиментах товарищей.
Когда он подходит, Фуруя смотрит на него с ожиданием, и Миюки не может сдержать улыбку.
– Отличная подача, контроль сегодня тоже хороший, – хвалит Миюки, рассеянно ероша Фуруе волосы.
Он делал это уже столько раз, что оно вошло в привычку – надрессировал сам себя, как он понял некоторое время назад, – но Фуруя по-прежнему принимает похвалу и ласку с выражением блаженства ни лице, таким искренним, что ладонь Миюки непроизвольно скользит вниз, касается щеки… Проходит, наверное, секунды две, прежде чем с холодным ужасом Миюки осознает ,что он делает, и запоздало опускает руку, чтобы потрепать Фурую по плечу.
– Я вечером хочу попрактиковаться в отбивании, – говорит он ему, – так что с подачами на сегодня всё.
Фуруя выглядит расстроенным, но всё равно кивает в ответ.
– Тогда я поработаю над моим выноситролем.
Наверное, будет с шиной бегать, догадывается Миюки – он не очень понимает одержимости Фуруи и Савамуры этими шинами, но чем бы дитя не тешилось. Фуруя уходит, и Миюки ещё какое-то время просто стоит, пытаясь собраться с мыслями. Судя по давящему присутствию за спиной, кое-кто ещё жаждет с ним пообщаться.
– А ты, я погляжу, всё ещё имеешь на него свои коварные виды?
– Ты о чем? – невинно переспрашивает Миюки, перекидывая сумку через плечо и разворачиваясь к выходу.
Курамочи меряет его скептическим взглядом, дополненным скрещенными на груди руками.
– Фуруя, – припечатывает он одним словом, понизив голос.
– Ничего я не имею, – не моргнув глазом отвечает Миюки. – Ни виды, ни его.
– Миюки! – Курамочи яростно шипит, и Миюки давится от смеха, так что несколько сокомандников даже оборачиваются посмотреть, в чем дело.
Миюки машет им на прощанье рукой на пути к выходу, но Курамочи не отстает и следует за ним по пятам.
– Ты ужасен, – ворчит Курамочи, нагоняя и подстраиваясь под шаг. – Я говорил тебе прекратить так поступать с Фуруей, – продолжает он, когда они отходят достаточно далеко, и никто их не слышит.
– А я сказал тебе, что волноваться не о чем, – отмахивается Миюки.
– Ну да, – недоверчиво фыркает Курамочи. – Он теперь ещё больше на тебя смотрит.
– Правда? Не заметил.
– А, ну конечно, куда тебе, – голос Курамочи сочится сарказмом. И почему вот такой вот человек – их капитан?!
– С чего вообще ты так интересуешься Фуруей? – поджав губы, спрашивает Миюки.
– Я его сторожу, – взгляд Курамочи, кажется, может прожечь дыру в бетоне.
– Зачем?
– От тебя.
Миюки ухмыляется:
– Ты меня переоцениваешь, – смеясь, он качает головой, попутно выуживая из кармана ключи от комнаты. За разговором они уже дошли до общежития. – Что, по-твоему, я такого могу сделать?
– А чего ты не можешь? – парирует Курамочи. Миюки игнорирует вопрос, открывает дверь и заходит внутрь. – Разговор не окончен, Миюки, – почти рычит Курамочи, тыкая в его сторону пальцем.
Миюки небрежно отмахивается рукой, другая уже лежит на дверной ручке.
– Да, да, увидимся в столовой… – хмыкает он. – Ах да… – Он нарочно делает паузу, прежде чем захлопнуть дверь.
– Я сходил на то свидание.
Какое-то время Курамочи стоит, разинув рот, слишком пораженный, чтобы говорить. Затем из-за двери доносятся приглушенные голос и бормотание, потом – крики:
– Погоди… Миюки… какого черта… чтоб тебя, Миюки! Открой ты эту гребанную дверь! – кажется, всё здание сотрясается под градом ударов. – Я клянусь, что…
– Ну и любишь же ты устраивать сцены, – Миюки страдальчески закатывает глаза, но усмехается, впуская Курамочи в комнату. И тут же тяжело вздыхает, когда тот врывается как ураган, с громким треском закрыв дверь за собой.
– Ты. Был на свидании. С Фуруей, – начинает Курамочи, глаза его сверкают лихорадочным блеском. – Ты и правда… чт… поче… что… почему?! – с трудом выдавливает он. – Твою мать, когда?!
– Так тебе всё и расскажи.
Курамочи понимает, что такими темпами он не доживет до тридцати и умрет от зашкаливающего давления, и виноват в этом будет Миюки, целиком и полностью.
– Миюки чтобтебя Кадзуя!..
– В прошлое воскресенье, – неохотно сознается Миюки, и то только потому, что Курамочи выглядит так, будто вот-вот схватит ближайший острый предмет и прирежет его на месте. – Всё прошло хорошо, мы сходили в океанариум, он угостил меня в кафе, потом мы поцеловались…
– Эй, эй, эй, этого я знать не хотел! – Курамочи кривится, зажимая ладонями уши. Миюки выглядит уж слишком довольным, и какое-то время Курамочи недоверчиво его рассматривает. – Стой, ты надо мной прикалываешься? Обычно я вижу, когда ты это делаешь, но сейчас не понимаю, не в этот раз.
– Разве не ты помогал ему с планом? – отвечает Миюки вопросом на вопрос.
– Что? Нет, я только… – Курамочи хмурится и содрогается, вспоминая самый неловкий час в своей жизни, – только сказал ему, что на свидании люди чаще всего ходят куда-нибудь вместе поесть. И что ты любишь сладкое. Вроде бы. И что это плохая идея приглашать тебя в кино, потому что ты наверняка попросишь его выбрать фильм, прекрасно зная, что он понятия не имеет, что выбирать.
Тут Миюки трудно спорить.
– Так… океанариум?
– Это не я предложил, – сердито фыркает Курамочи. – Ты не ответил на мой вопрос. Почему, Миюки, ради всего святого, почему ты согласился?
– Он попросил, – Миюки пожимает плечами.
– Ты знаешь, что это не ответ, – парирует Курамочи. – Это не игра. Это не бейсбол. Ты не можешь просто поощрять его и дальше, если не собираешься отвечать взаимностью – ты хоть понимаешь, насколько это жестоко? Или нет?
Вопрос кажется простым, но Миюки колеблется на секунду дольше, чем следует, и Курамочи замирает.
– Миюки. Что… Т-ты серьезно встречаешься с Фуруей? – странным голосом неуверенно спрашивает он. – Ты что, правда…
– Нет…
– Звучит неубедительно, – с сомнением говорит Курамочи.
– Нет, – с большим напором повторяет Миюки, и Курамочи тут же понимает, что это чистейшая ложь.
Опустившаяся после этого тишина звенит от напряжения, Миюки отворачивается к столу и начинает
переставлять там вещи, которые и так уже стоят на своих местах.
– Итак, – всё тем же странным тоном заговаривает Курамочи, – тебе нравится Фуруя.
– Мне он всегда нравился, – легко отвечает Миюки. – Он хороший кохай, разве нет?
Курамочи борется с желанием пробить лбом ближайшую стену.
– Ты… прекращай. Ты же знаешь, на меня это не действует, – сердито рычит он. – Тогда раньше… – он продолжает после паузы, лицо кривится от явного дискомфорта, – ты хотел его поцеловать, верно?
– Понятия не имею, о чем ты…
– Думаю, ты прекрасно понимаешь, о чем я, – Курамочи обрывает его на полуслове.
Миюки не отвечает, и, глядя на его напряженную спину, Курамочи внезапно остро ощущает, что злоупотребляет гостеприимством. Он быстро сокращает расстояние и со всей силы пинает Миюки под коленку, не обращая внимания на возмущенный вскрик.
– Опять ты сам всё усложняешь, капитан, – заявляет он, прежде чем вихрем вылететь из комнаты.
***
Миюки Кадзуя – чертов идиот.
Миюки Кадзуя – чертов идиот, который раньше времени сведет его в могилу.
Курамочи представляет на месте летящего мяча лицо Миюки, и ударяет по нему со всей силы битой, отправляя в дальний полет на другую часть поля. Машина для подач тут же любезно предоставляет другой, и он отбивает его тоже, со всей злостью и раздражением, какие только может вложить в удар. Со всех сторон летят комплименты и восторженный свист, но он слишком погряз в своих мыслях и недовольстве, чтобы радоваться. Закончив с отбиванием, он потягивается и отходит в сторону за бутылкой воды и неизбежно проходит мимо буллпена, где обосновался – обосновались – причины его дурного настроения.
– Отличная подача! – доносится голос Миюки, и мяч летит к стоящему напротив Фуруе.
За все эти месяцы Курамочи ни разу не видел, чтобы Фуруя улыбнулся, по крайней мере, по-настоящему и явно, но он готов биться об заклад, что вот это довольное выражение у него считается за улыбку. В придачу с легким румянцем, который легко можно списать на физическую нагрузку. Боже, ему ведь и правда нравится этот недоумок, понимает Курамочи и отчаянно борется с желанием придушить первого же несчастного, который неудачно подвернется под руку.
Это ужасно. Миюки так и будет ходить вокруг да около, пока Фуруя всё глубже и глубже будет погрязать в этой своей влюбленности, и через год они окончат школу, а ничего так и не сдвинется с мертвой точки. Нет, он вовсе не хочет, чтобы они сошлись, потому что Миюки – это худшее, что может случиться с любым человеком, но Фуруя уже ввязался во всё это, его уже запутал и увлек за собой тот клубок противоречий, с помощью которого Миюки удерживает свою иллюзию контроля над происходящим. Их бедный наивный кохай, медленно, но верно, затягиваемый в пучину порока этой коварной и бестолковой сволочью. Ну и ну, Курамочи стоило бы защищать невинность Фуруи, а не поощрять такое.
– Сэмпай?
Курамочи вздрагивает, почувствовав неуверенное прикосновение к руке, и понимает, что слишком сильно сжал бутылку.
– Вас что-то тревожит? – Харуичи смотрит на него с беспокойством, но он лишь отмахивается.
– Нет… всё в порядке. Я в порядке, – выдавливает он, пытаясь перестать хмуриться.
Пока он пьет, Харуичи стоит рядом и наблюдает за питчерами и кэтчерами в буллпене, которые как раз решили устроить небольшой перерыв.
– Это из-за Миюки-сэмпая? – внезапно спрашивает он, и Курамочи давится водой и тут же закашливается.
На языке уже вертится резкий ответ, что нет, с чего это он будет волноваться из-за Миюки, но Харуичи терпеливо ждет, осторожно похлопывая его по спине, и за это время Курамочи вспоминает, что разговаривает с Коминато… Не с Рё-саном, само собой – судя по судорожным извинениям Харуичи за то, что напугал его, он мягче и застенчивее, – но так же умен и наблюдателен и обладает просто невероятным чутьем.
Курамочи тщательно подбирает слова, стараясь прощупать, как много и что именно тот знает.
– Вы же с Фуруей на короткой ноге, а, Коминато-младший?
Харуичи робко улыбается и скребет пальцем щеку.
– Мы друзья.
Курамочи задумчиво хмыкает.
– И ты так, совершенно случайно, ничего не слышал о свидании Миюки с Фуруей? – непринужденно спрашивает он, не отрывая взгляда от игроков в буллпене.
– Возможно… – слышит он мягкий ответ, но не поворачивается.
– Ага, ну ладно. Океанариум. Твоя идея?
– Просто предложение.
– Вот как.
– Свидание… оно прошло…. прошло хорошо? – Курамочи кривится от своих же слов.
– Думаю, да… – медленно произносит Харуичи. – Фуруя счастлив.
– О да, это точно, – соглашается Курамочи, не отрывая от питчера взгляда. – Ненадолго, однако, – тихо добавляет он. – Ты не знаешь Миюки так, как знаю его я. У него в голове тараканы табунами ходят. – Он тяжело вздыхает. – Мне жаль, что так вышло.
Харуичи то и дело поглядывает на него из-под челки, прежде чем заговорить:
– Я бы так не сказал, сэмпай. Смотрите.
Курамочи послушно смотрит, куда указывает Харуичи – на Миюки, который встает и рассеянно подкидывает в руке мяч, шагая к горке. Вероятно, закончили со своей тренировкой. Как обычно, он говорит Фуруе пару слов, и даже отсюда они ощущают, как их обдает жаром от вспыхнувшей «ауры». Фуруя что-то отвечает с открытым горящим взглядом, и Курамочи чувствует укол вины (и почему это он себя виноватым чувствует?! Что б тебя, Миюки!) за то, насколько же Фуруя привязан к этому придурку. Но затем Миюки смеётся и шутливо проводит костяшками пальцев Фуруе по подбородку, почти ласково и…и…
Миюки улыбается, его глаза светятся теплом.
– И всё равно он отстой, – наконец выдавливает Курамочи, с трудом отрывая взгляд от картины перед собой. «Ну что за херня, Миюки», кажется, скоро станет его личной мантрой.
– Братик Рё-сана, – решается он. – Не поможешь мне тут кое с чем?
***
– Фуруя! – как можно громче вопит Курамочи с другого конца поля. – Отличная подача!
Но даже с такого расстояния Фуруя поворачивается к нему, показывая, что услышал, и источает тихое умиротворение, даже когда уходит с горки, чтобы освободить её для Каваками. Как обычно, он с неохотой отдает мяч, но сегодня его сняли не из-за каких-то оплошностей – идет тренировочный матч и тренер хочет проверить эффективность всех питчеров. Миюки наблюдает, как Фуруя выходит на биту в следующем иннинге, и пытается не хмуриться, когда рядом с ним Курамочи громко свистит после удачного хита, когда Фуруя добегает аж до второй базы. Когда же Фуруя возвращается в дом и зарабатывает им очко, тот в прямом смысле напрыгивает на него, ерошит волосы и осыпает чередой комплиментов – не то чтобы это было так уж трудно, не когда Фуруя с такой радостью воспринимает даже малейшую похвалу в свой адрес.
– Отличная работа, ас, – Курамочи широко усмехается, а затем ухмыляется ещё шире, когда Харуичи возвращается в дом следом за Фуруей.
– Фуруя, – Харуичи поднимает ладони и, хоть глаза его скрыты длинной челкой, по лицу расползается яркая улыбка, когда Фуруя дает пять в ответ.
Миюки ерзает на месте и пытается сосредоточиться на игре, где Савамуре надо было бы бежать к дому, но как же тяжело игнорировать всю эту возню вокруг Фуруи. Он с трудом сдерживается, чтобы не начать скрипеть от досады зубами. Он не помнит точно, когда это началось, но с недавних пор Курамочи постоянно вертится возле Фуруи. Хвалит его, похлопывает по плечу, да так часто, что Миюки чуть язык себе не прикусил от удивления, когда Фуруя впервые обратился к Курамочи по имени.
– А, черт, – ругается Курамочи, когда наступает их черед выходить на поле в следующем иннинге. – Где моя бейсболка?
Пресловутая бейсболка совершенно случайно лежит всего в метре от Фуруи, который поднимает её и протягивает:
– Курамочи-сэмпай.
– Спасибо, – Курамочи улыбается и хлопает Фурую по плечу. – Что бы я без тебя делал, а?
Курамочи понимает, что действует толсто, очень толсто, и он внутренне кривится и старается не обращать внимания на уколы совести, когда отворачивается от Фуруи и рысью спешит опять на поле, но это единственный способ. Заметив, как Миюки прожигает его гневным взглядом, он усмехается. Возможно, Миюки и сам не осознает, что это делает, но, похоже, до него наконец-то начало доходить. Однако даже если это так, его чистое упрямство и глупость в таких вещах означают только, что Курамочи нужно быть ещё раз в десять навязчивее. Чего он, в общем-то, и пытается добиться. И когда в конце последнего иннинга Миюки особенно сильно кидает мяч, возвращая его Каваками, Курамочи понимает, что старания его были не зря.
– А, Нори, прости! – Миюки поднимает руку в жесте извинения, и ошибку быстро забывают.
Игра заканчивается со счетом 6-3, но Миюки отчего-то не находит в себе сил радоваться победе – вместо этого взгляд его прикован к оживленному сборищу вокруг Савамуры и Фуруи, тогда как сам он стоит в двух шагах в стороне. Имя Фуруи уже вертится на кончике языка, но он ловит себя до того, как оно соскальзывает с губ. У него нет никаких причин привлекать внимание Фуруи к себе, не тогда, когда тот так счастлив оказаться наконец в центре внимания товарищей. Фуруя ему не принадлежит, даже при том, что он, кажется, занимает собой всё его свободное время, но Фуруе вовсе не обязательно проводить всё своё время с ним, даже если… даже если… он хочет, чтобы Фуруя его с ним проводил?
Черт, он сам не знает, куда заведут его эти мысли, но что он знает наверняка, так это то, что когда Курамочи приобнимает Фурую за талию, Миюки чувствует острый вкус ревности на языке, горький настолько, что глупо даже пытаться выдать её за что-то другое.
– Курамочи, – окликает он, не успев толком подумать, что делает. – Не знаешь, где Рэй-тян?
Курамочи отделяется от толпы и оглядывается, затем пожимает плечами.
– Поищем её? Автобус скоро приедет.
– Да, пойдем, – соглашается Миюки, и они отходят в сторону, достаточно далеко от любопытных глаз и ушей.
– Я знаю, что ты пытаешься сделать, – заявляет он, замедляя шаг.
– Ась? О чем это ты? – Курамочи прячет злорадную усмешку – наконец-то они поменялись местами, и бурлящее раздражение Миюки никогда ещё не радовало сильнее.
– Фуруя.
– Что там о Фуруе?
Миюки плотно сжимает губы, но Курамочи сохраняет спокойствие, даже когда обычное самоуверенное выражение на лице его друга сменяется на нечто куда более темное и зловещее.
– Прекрати это.
– Я не делаю ничего, чего бы не делал ты, – парирует Курамочи. – Крайне эгоистично с твоей стороны использовать Фурую так единолично.
– Я его не использую… – шипит Миюки сквозь зубы, прожигая Курамочи взглядом, на какой-то миг маска самообладания трескается, но он быстро берет себя в руки.
– Тогда что ты делаешь?
– Я… я… – он запинается, сглатывает и отворачивается. – Я же уже говорил, что всё сложно? – повторяет он, и Курамочи уверен, что это самые близкие к признанию слова, какие он от него услышит.
– А я сказал, что это ты всё усложняешь, – фыркает Курамочи, скрещивая на груди руки. – Может, будешь уже честен с собой, а, капитан? И с Фуруей?
– В чем? В том, что я его хочу? – тихо говорит Миюки.
Ого, в чем-то Курамочи все-таки ошибся – это ближе всего к признанию.
– Ты сам это сказал, не я, – пожимает он плечами. – Не так уж сложно, а?
Миюки медленно выдыхает. Возможно, это самая честная версия Миюки, которую Курамочи только доводилось наблюдать: задумчивая нерешительность и внутренняя борьба отражаются на лице и в глазах, он словно отказывается говорить, пока обдумывает что-то глубоко внутри себя и наконец…
– Надо бы все-таки поискать Рэй-тян.
– Ага, – соглашается Курамочи, и они уходят.
***
Миюки знает, чего добивается Курамочи. Он также знает, что тот не перестанет лезть к Фуруе, и прямо сейчас едва не ломает палочки от злости, когда Курамочи, нахально вздернув брови и глядя прямо на него, хлопает Фурую по спине, прежде чем выйти из столовой. Фуруя же, с другой стороны, выглядит сегодня удивительно умиротворенным и не обращает внимания даже на недовольное ворчание Савамуры, ужинающего рядом. Последней каплей становится то, как сразу смягчается взгляд Фуруи, когда Харуичи спрашивает его о чем-то за столом – Миюки с особым остервенением впивается зубами в мясо и ругается тихонько, потянув челюсть.
Да, Фуруя слишком легко ведется на похвалу и комплименты, на этой его черте Миюки и играл с самого начала. Глупо так думать, но он первым это заметил, так что только справедливо будет, что только ему и можно это использовать. Но неужели он нравится Фуруе только поэтому? Еда комом встает в горле. Вполне вероятно. Возможно, если бы он не подыгрывал Фуруе, то его увлечение быстро бы прошло. Возможно сейчас, когда другие люди готовы ему подыграть, оно и правда пройдет.
Мысль оставляет на языке привкус пепла.
Он бросает ещё один взгляд в сторону первогодок и замечает, что они уже почти закончили с ужином, тогда как он не съел и половины. Но он все равно не голоден, весь день не было аппетита, так что он берет поднос и относит его, отмахиваясь по пути от обеспокоенного вопроса Каваками. Он рассчитывает время в самый раз, чтобы на выходе столкнуться с трио первогодок и, как и следовало ожидать, Фуруя тут же приветствует его, явно намереваясь обратиться со своей обычной просьбой.
– Миюки-сэмпай…
– Фуруя, – кивает он в ответ и прежде, чем тот успевает сказать что-то ещё, перебивает: – Мне нужно с тобой поговорить. Наедине, – добавляет он, видя, что Савамура и не думает уходить.
– Эй, это что ещё за игры в любимчиков? – обвиняюще интересуется Савамура.
– Я хочу поговорить с нашим асом, – легко срезает Миюки и усмехается в ответ на предсказуемую вспышку возмущения Савамуры.
– Миюки! Ах ты гад! Ну погоди, ты ещё увидишь!
– Эйдзюн, давай займем ванну первыми, м? – предлагает Харуичи, утягивая кипящего недовольством питчера под руку.
До Миюки доносятся обрывки обвинений и гневных фраз, но, в конце концов, они с Фуруей остаются одни. Он делает Фуруе знак следовать за ним к его комнате, и они идут в тишине, только легкий вечерний ветерок треплет волосы. Всю дорогу Фуруя не спускает с него глаз, когда же он смотрит в ответ, Фуруя на мгновенье отводит взгляд, но потом поднимает его вновь, и Миюки приходится отвернуться первым и прервать эту игру в гляделки. Просто смешно, но у Миюки такое чувство, будто сердце вот-вот выпрыгнет из груди – а это ведь он тут старший, он направляет эти… то, что у них происходит. И это Фуруя тут в него влюблен, хотя сам он, внезапно, выглядит на удивление спокойным и собранным, за исключением, может, легкого румянца на щеках. И Фуруя милый, а ещё искренний, послушный, к нему подходит ещё целая куча качеств, все из которых растворяются в решительном, сосредоточенном и смелом взгляде, когда он стоит на горке – Миюки едва не проходит мимо собственной двери, слишком погрузившись в гудящие мысли.
Стоит им зайти, Фуруя усаживается на пол и подтягивает колени к груди. Миюки ещё какое-то время ходит по комнате, пытаясь занять руки, но потом все-таки садится с ним рядом, в голове не остается больше вариантов, как он хотел – ожидал – предвкушал начать этот разговор. Честно говоря, сейчас он ощущает лишь усталость.
Он слишком много думает, да?
С глубоким вздохом он откидывается головой на кровать. Потолок выглядит точно так же, как и месяц назад, когда они впервые поцеловались. Фуруя рядом чуть сдвигается, и Миюки как никогда ясно осознает горящее в нем желание поцеловать его опять – темное и жаркое. Хорошо, что Фуруя всегда ждет его первого хода, сухо думает Миюки, а иначе, будь на его месте кто другой, последние несколько минут молчания были бы крайней неловкими. Он садится прямо и наклоняется к Фуруе – ближе, слишком близко.
– Фуруя, – произносит Миюки, касаясь его щеки рукой. – Я ведь тебе нравлюсь?
Фуруя заливается краской, но смотрит прямо в глаза и честно кивает в ответ. Какая искренность – Миюки даже не смеет надеяться когда-нибудь суметь ответить тем же.
– Насколько сильно?
Не стоило бы задавать такие вопросы, но Миюки может себе это позволить и делает, и Фуруя это знает.
– Так же сильно, как подавать, – немного помолчав, отвечает тот.
Миюки почти смеётся от такого сравнения – Фуруя в своем репертуаре.
– И ты не возражаешь, когда я делаю так? – вместо этого говорит он, проводя ладонью по щеке.
Она теплая под его холодными пальцами, кожа мягкая и бледная. Одно движение – и он может скользнуть большим пальцем вдоль нижней губы или коснуться горла, почувствовать, как подскакивает кадык, когда Фуруя сглатывает и произносит:
– Нет.
Миюки следует на это то-то ответить. Он собирается что-то ответить, но, к несчастью, он безнадежно плох в тех словах, которые стоило бы сказать, в отличие от тех, которые у него всегда наготове. Ситуация требует именно тех, других, но в голове безнадежно пусто. Поэтому он и не подходит Фуруе, он никому не подходит.
– Миюки-сэмпай, – тихий голос Фуруи разрывает молчание, он опускает колени и садится на них, чтобы придвинуться ближе. – Можно мне…
Миюки удивленно моргает, но не отстраняется, когда Фуруя тянется к его лицу, осторожно снимает очки. Все сразу же расплывается, но Фуруя так близко, что его он видит без труда. Миюки чувствует себя странно беззащитным без привычного веса за ушами, без давления на носу. Инстинктивно он тянется за очками у Фуруи в руке, но тот лишь смотрит на него сверху вниз яркими глазами, затем закрывает их, сокращает расстояние и прижимается к губам.
Фуруя определенно учится, думает Миюки, когда Фуруя пытается проскользнуть языком меж сомкнутых губ. Однако выходит это всё ещё неловко, и он больше облизывает их, чем добивается желаемого результата. Но Фуруя компенсирует неопытность так же, как компенсирует её в бейсболе – напористостью и старательностью, пока Миюки не замечает, что остов кровати больно впивается в спину, а сам он заперт между ней и Фуруей. Шею обдает волной жара, он позволяет Фуруе углубить поцелуй, пальцы отчаянно ищут, за что бы зацепиться, и путаются в темных волосах.
Он отвечает на поцелуй, позволяет языкам переплестись, невольно крепче удерживая Фурую за шею, привлекая ближе. С каждым судорожным горячим вздохом разум Миюки сильнее затуманивается желанием, поцелуй становится жестче, но Фуруя старается не отставать. Обычно бледное лицо раскраснелось, стало лишь немногим бледнее влажных губ, но Фуруя смотрит на него с прежней мольбой во взгляде: «ещё раз». Всегда ещё один раз. Миюки уже не знает, сколько раз ловил ртом воздух и притягивал Фурую за ещё одним поцелуем. Он осторожно придерживает Фурую ладонями за подбородок у самого основания челюсти, руки дрожат, под пальцами он чувствует биение чужого пульса.
Да, этого он хочет.
Всегда хотел.
– Фуруя, – голос прерывается, пока он пытается отдышаться. – В это воскресенье. Давай сходим куда-нибудь.
I want to satisfy the undisclosed desires in your heart
Я хочу утолить скрытые желания твоего сердца